- «Балет» 2-3 (73) март-июнь, 1994;
- «Такая жизнь» № 18 (29) 1994.

____________________

«Балет» 2-3 (73) март-июнь, 1994
Лариса Барыкина
«Витебская встреча – с разных точек зрения» - печатается с сокращениями

Фестивали, как и презентации, кажется, стали главными жанрами нашей художественной жизни. А много ли среди них настоящих, с собственным художественным кредо, имеющих не только претензии и намерения, но и свою историю? Таких наберется совсем немного. Международный фестиваль современной хореографии в Витебске, несомненно, из их числа. В конце прошлого года он проводился уже в седьмой раз и собрал для участия 22 группы из Москвы и Санкт-Петербурга, Минска и Таллинна, Перми и Баку, Екатеринбурга и Тольятти и многих других городов бывших союзных республик. Конкурсная программа предлагала попробовать свои силы в двух номинациях: одноактном балете и хореографической миниатюре. А международному жюри, возглавляемому Валентином Елизарьевым, предстояло распределить места и солидные денежные премии на сумму 18 тысяч долларов, обеспеченные мощной группой спонсоров во главе с витебским СП «БЕЛВЕСТ».

Язык фактов и цифр, как всегда, способен поразить, но не в состоянии передать дух Витебского фестиваля. А складывался он из удивительного сочетания гостеприимной, почти домашней атмосферы, кажется, доставшейся нам из прежних времен, и по-западному деловой и четкой организации. По всем параметрам - нормальный европейский стандарт, но без хладнокровия, а с истинно славянской теплотой. Начиная с великолепно оборудованной сцены с современным покрытием и американской светотехникой, поминутного расписания всех событий фестиваля, его теле- и пресс- освещения и кончая продлением работы транспорта на дни праздника, несмотря на энергетический кризис, - все говорило о том, что Витебск живет фестивалем. Небольшой белорусский городок всерьез и с достоинством заявил о своих правах на роль столицы современных пластических направлений и основания этому искал в своем блистательном прошлом: в двадцатые годы Витебск был одним из центров российского авангарда, связанным с именами М.Шагала, К.Малевича, М.Бахтина, И.Соллертинского...

У любой интересной затеи всегда есть автор, а у состоявшейся акции - ее главный организатор и исполнитель, которого пора представить: Марина Романовская, президент компании «Арт-Марк». Она много сделала для того, чтобы фестиваль проделал стремительную эволюцию. «От попсового оптимизма и пёстродлинноногого шоу - к вершинам философского осмысления бытия» - так продекларировала этот путь фестивальная газета. Насколько это оказалось существенным?
… К сожалению, обсудить результаты состязания после их оглашения не удалось - приезжие торопились на поезд. Но по ходу фестиваля мне все же удалось узнать мнение тех, кто так или иначе участвовал в нем.Выступивший на пресс-конференции в первый день праздника председатель его жюри Валентин Елизарьев заявил, что в Витебске живут «сумасшедшие люди», раз они в столь сложное время ежегодно устраивают такой (!) фестиваль:

«Конкурс, который проводится в Витебске, уникален. Здесь оценивается именно само произведение, то есть совместное творчество хореографа и артистов. Насколько мне известно, другого такого конкурса в мире нет. С этого года в конкурсе участвуют только профессионалы, и это замечательно. Пусть у нас будет не только императорский балет, но и много самых разнообразных пластических тенденций. Главное, чтобы были попытки размышления в танце, чтобы балет не переставал быть искусством высокой духовности. Как я, хореограф классического направления, сужу танец модерн? Если честно, то 90%, что здесь показывают, лично мне не интересно, но ради оставшихся 10% стоит приезжать и этим заниматься».

Зарубежные члены жюри в своих высказываниях сочетали дипломатическую мягкость с некоторой категоричностью. Лауреат международных конкурсов, хореограф, руководитель балета «Джаз-Арт» Раза Хаммади (Франция, Париж): «Меня сюда привела моя любознательность, ведь у вас сейчас то время, когда раскрываются какие-то новые направления. Если говорить об уровне профессионализма, то группа «Хореографические миниатюры» Аскольда Макарова продемонстрировала высокий уровень в смысле исполнительства. Что касается новых идей, образов... По правде говоря, чего-то нового для меня здесь нет, для вас - возможно. А во Франции такого рода балеты я видел в большом количестве...»

Вот так: ничего нового... Заметим, однако, что в самом Париже, видимо, есть и другая точка зрения. Иначе как объяснить, что дуэт из екатеринбургского театра «Провинциальные танцы», Ренат Хасбатов и Татьяна Машьянова, завоевал Гран при на Международном конкурсе артистов балета в Париже в разделе «современный танец», а хореограф Евгений Панфилов, выступая там же со своей труппой на конкурсе «Приз-Волинин», получил приз за интерпретацию: так оценен спектакль «Восемь русских песен».

А вот что думает по поводу конкурса президент Швейцарской ассоциации артистов балета, издатель балетного журнала, организатор международного балетного фестиваля в Берне Ален Бернар: «На меня произвело впечатление то, что я видел на фестивале, хотя, естественно, мне понравилось не все. Елена Богданович и ее миниатюра «Тотем» - лучшее, что здесь было. Мне понравились выступления группы «Fine Five», театра «Аура», кстати, для них я совсем недавно делал постановку. Или, скажем, танцовщица Эрика Цимбровская из Большого театра Беларуси - это что-то очень юное, свежее... В Европе сейчас ренессанс стилизаторских тенденций, например, многие танцуют а lа Айседора Дункан. Творчество Эрики - в этом ключе. Но в целом, нужно сказать, что групп, имеющих свое собственное лицо, довольно мало...».

Всегда интересно, как балетмейстеров оценивают их коллеги. Новосибирский хореограф Наталья Фиксель приехала на витебский фестиваль в качестве гостьи: «Меня здесь захлестнули эмоции, радость по поводу того, что наконец-то все это у нас есть! И вряд ли какой-нибудь из известных терминов может исчерпать все увиденное: современная хореография, танец модерн, contemporary...
Но все же показалось, что жанрового разнообразия было чересчур много. Например, я получила огромное удовольствие от миниатюр театра «Балет Геннадия Песчаного», но такое должно показываться где-то в другом месте, в другое время, а не на данном фестивале, поскольку это - совсем иной жанр.
Или отношения с эстрадой. Было много такого, что я называю «девлоппирующее тинейджерство». Оно тоже должно «собираться-тусоваться» в своем углу. Вообще, «концептуальный балет» или все то, что под этим понимают специалисты, у нас еще не оформился, находится в зачаточном состоянии. Только, пожалуй, творчество Евгения Панфилова, он всегда идет по концепции. Мне показались интересными «Ностальгия по...», многие куски из спектакля «Золушка. Часть II, последняя». Панфилов - человек какого-то гениального куража, так необходимого в нашей профессии. Но его постановки, на мой взгляд, часто «не сделаны». И еще впечатление от его группы: сам Панфилов, как танцовщик «про Фому», а его артисты – «про Ерему». Складывается впечатление, что они его не понимают.

«Провинциальные танцы» - это довольно серьезно. Хотя еще и не вполне «взрослое создание», но оно растет и развивается в нужную сторону. У группы есть и концепция, и стиль. Или московский театр «Фабрика натюрмортов» - это интеллигентно, культурно, адекватно. У них цели и задачи, музыка и средства - все соответствует.
Замечательно, что многие труппы работают в хорошо известных на Западе техниках. Ведь создать что-то свое - необыкновенно трудно, а для начала надо научиться уважать уже сложившиеся стили и техники. В этом смысле мне очень понравилась таллиннская труппа «Fine Five» и Калининградский театр современного танца Натальи Агульник, к сожалению, оказавшийся не оцененным. И еще. Самое трудно переносимое для меня - отсутствие вкуса, что плохо для любого жанра. А на фестивале, к сожалению, подобное встречалось».

И еще одно мнение независимого, но заинтересованного лица. Ларина Куклина, директор творческого объединения «Па» (Челябинск): «Наше объединение занимается организацией вечеров современной хореографии. У себя в городе мы уже представляли некоторые из трупп, которые выступают здесь на фестивале. Сюда мы приехали смотреть, учиться организации, обмениваться опытом. Фестиваль принес как открытия, так и разочарования. К моим личным открытиям отнесу творчество Елены Богданович, с которым была не знакома. А вот Петербург разочаровал, мы ожидали более высокого уровня современной хореографии. Очень понравились выступления «Провинциальных танцев», театров «Аура», «Fine Five»... Однако распределение мест и премий жюри абсолютно не совпадает с моими ощущениями. Конечно, Евгений Панфилов, его миниатюра «Дуэты цвета туманов» - самое сильное впечатление. Личность этого балетмейстера настолько неординарна и так раскрывается во всех его работах! Нам хотелось бы познакомить челябинских зрителей со всем интересным, что здесь было, во всяком случае с теми труппами, которые я назвала».

Итак, каковы же итоги витебской встречи? Если говорить о фестивале, то это, прежде всего, обмен свежей художественной информацией, редкая возможность для балетмейстеров и артистов ощутить себя в некоем пластическом контексте, зафиксировавшем состояние дел на данный момент. Журналисты получили массу впечатлений, подчас необычных, а критики-профессионалы - богатейший материал для раздумий: о современной театральном стиле, о пластическом мышлении, о претворении национального духа и фольклорных элементов (постановок на «русскую тему» было много как никогда) или, скажем, о такой животрепещущей проблеме - какую музыку «они» выбирают? Вообще, «музыкальность» балетмейстеров - тема для отдельного разговора, отметим лишь поразительную неосведомленность большинства авторов в области музыкальной литературы.

Если же подводить итоги собственно конкурса, то не вдаваясь во все его подробности и драматические перипетии, заметим: и жюри, и зрителям предлагалось сравнивать театры, работающие не только в различных эстетических системах, но и находящихся в разных «весовых категориях». Ну, разве не странно, что маститый Дитмар Зейферт вступил в состязание (хотя и заочно) с начинающими свой путь авторами, многие из которых еще недавно, наверное, проходили в графе «самодеятельность»? (Хорошо еще, что два произведения «Хореографических миниатюр», принадлежащих также известным Ласло Шереги и Павлу Шмоку, были сняты из программы, так как время их создания не соответствовало условиям конкурса).
Как соотнести виртуозную, одухотворенную, но все-таки акробатику Геннадия Песчаного с неоклассическим танцем Елены Богданович? Как сопоставить технически крепкий и стильный модерн прибалтийских трупп, строго выдержанный стиль данс-театра «Фабрики натюрмортов» (руководитель В.Поляков) и резвые эстрадные шалости, более уместные в телепрограмме «Утренняя звезда» или фестивале «Гардемарины эстрады», лауреатством в которых так гордятся некоторые из участников конкурса? И в каких баллах оценивать такие предельно разные явления, как милые своей наивностью импровизации Э.Цимбровской, прелестный образец «дамского рукоделия», и, к примеру, выстроенный и выстраданный авторский театр Евгения Панфилова, не перестающий удивлять и смешить, раздражать и восхищать?

Поэтому возникшая на конкурсе ситуация «ножниц» между решением жюри и мнением зрителей, самих конкурсантов, о которой много говорилось во время одной из дискуссий, была запрограммирована. Не будучи новостью на подобного рода состязаниях, на этот раз несовпадение взглядов показало не просто разницу вкусов, о которых, как известно, «не спорят», но принципиально разные подходы к критериям конкурса. Еще не полностью освободившись от налета шоу-индустрии, потока развлекательных «подтанцовок», Витебский фестиваль качнулся в другую крайность, когда под словосочетанием «современная хореография» подразумевалась традиционная балетная классика, чуть сдобренная неканоническими позировками, ракурсами, поддержками. Кстати, в концентрированном виде этот стиль демонстрировала балетная труппа Санкт-Петербургского театра музыкальной комедии (балетмейстер О.Игнатьев): бесконечно-пестрое разноцветие костюмов, непременные опереточные блестки и претензии на «философскую глубину». Все по классическому рецепту: сделайте нам красиво! Неужели это нынешний этап классической хореографии?

Вероятно, одним из главных вопросов, стоящих перед организаторами следующего фестиваля, будет заключаться в том, как расшифровать это обтекаемое английское понятие «modern choreography». А может быть более глубокое и многозначительное его толкование предложат члены жюри, если их будет больше, чем в этот раз? Все-таки пять человек, помимо трех упоминавшихся, членами жюри были также Аскольд Макаров, руководитель театра «Хореографические миниатюры», и китайский балетный критик Чжу Лижень - это явно маловато для такого представительного конкурса. Но это уже относится к области пожеланий.

А вот как представляет себе будущее фестиваля его автор и хозяйка Марина Романовская: «Я уже знаю, каким должен быть фестиваль завтра. Уже сейчас мы вышли на такой уровень, что наши приглашения согласны принять звезды первой величины. Получено предварительное согласие на участие в гостевой программе 1995-го года Театра под руководством Пины Бауш. Это - легендарная женщина, Достоевский хореографии...
Болит душа, что мы продолжаем превращать искусство в состязание, а сцену - в турнирную площадку. Возможно, без этого пока не обойтись, ведь это искусство - модерн - в нашей стране еще совсем молодое, и конкурсная основа фестиваля помогает увидеть лучших, сформировать у зрителя интерес и соответствующее настроение, чтобы в будущем фестиваль современной хореографии превратится в праздник, без каких-либо состязательных элементов».

____________________

«Такая жизнь» № 18 (29) 1994
Татьяна Котович - критик, автор идеи создания исследовательской лаборатории IFMC
«Париж – второй Витебск»

Витебск, точка на карте мира, которую знают, как родину Марка Шагала. Мастер не раз говорил: «Париж - второй Витебск». Дело не в похожести или непохожести внешней, а в том, что художнический дух и дух энергетический в этих городах однородны. Наверное, сейчас это может увидеть только очень тонкая душа... В 20-ые годы нынешнего столетия Витебск оказался на перекрестке Времени и исторических судеб.

Блестящий Михаил Бахтин вел здесь кантовский семинар. В пролетарском университете читал лекции по литературе перелома веков Павел Медведев, он же инициатор создания «Общества свободной эстетики». Народную консерваторию возглавлял Николай Малько. И Ивану Соллертинскому было о чем рассуждать, находясь в самой гуще музыкальной жизни города. В то время в Витебске работало несколько театров, в числе которых - знаменитый ТЕРЕВСАТ (Театр Революционной Сатиры), первый в стране, часть актеров которого спустя пару лет попала в труппу Мейерхольда.
В 1920-м году в Витебске был организован УНОВИС (Утвердители Нового Искусства). Его создателем и лидером был Казимир Малевич. Целью стало полное обновление искусства: Сергей Эйзенштейн оставил воспоминание о Витебске тех времен: «Странный провинциальный город. Как многие города Западного края - из красного кирпича. Закоптелого и унылого. Но этот город особенно странный. Здесь главные улицы покрыты белой краской по красным кирпичам А по белому фону разбежались зеленые круги. Оранжевые квадраты. Синие прямоугольники. Это Витебск 1920 года. По кирпичным его стенам прошлась кисть Казимира Малевича. Супрематические конфетти, разбросанные по улицам окрашенного города...». В Витебске Малевич издал статью с теоретическим обоснованием супрематизма как наивысшего и последнего этапа в изобразительном искусстве.
В том же 20-ом году силами УНОВИСА здесь была возобновлена футуристическая опера «Победа над Солнцем», которая впервые была показана в Петербурге в 1913-м. И в тот же вечер вместе с оперой в Витебске был представлен первый и единственный показ супрематического балета. Найденные и опробованные на практике принципы искусства Малевич продолжал разрабатывать уже в Ленинграде, где возглавил Государственный институт художественной культуры.

...Ничто не возникает на пустом месте, и потому выросший из фестиваля брейк-данса, появившегося в Витебске 8 лет назад, IFMC - Международный фестиваль современной хореографии обязан был выйти на путь модерна и уже - концептуальной хореографии:
1). он должен был сомкнуть вольтову дугу времени, начала века и его конец в смысле поисков в искусстве на основе бесконечно далеких и бесконечно близких двух точек в пространстве - «Супрематического балета» и хореографии сегодняшней;
2). он должен был дать, как некогда это сделал УНОВИС, поле для выявления и кристаллизации стилей и направлений в пластическом искусстве;
3). он должен дать анализ того, как движется современный поиск пластического языка, и исследовать вектор этого движения.

Первые серьезные шаги в сторону концептуального искусства, сделанные на фестивале 93-го года, не ограничили всего жанра: мог быть представлен классический танец, модерн, свободная пластика, джазовый танец или их синтез. Во главу угла ставилось авторское творчество, которое соотносится с понятием «современная хореография» и направлено на поиск нового. Конечно, для конкурса важно и хронологическое понятие новой постановки, так на фестивале 93-го года допускались к оценке одноактные балеты и хореографические миниатюры, созданные не ранее января 1991 года.

Слишком стремительно идет процесс интеграции в мировую культуру и накапливание (может быть, пока только количественное) своих чувствований и представлений о мире вокруг, - и быстро меняется способ передачи всех этих чувствований и представлений. Совсем свежая метафора быстро делается седой. Интерес друг к другу и бурление мысли может вызвать показ произведения экстраэкспериментального, лабораторного, может быть, сумасшедшего.
IFMC 1993-го года отличался от всех предыдущих, он как бы перепрыгнул ступеньки всевозможных шоу, дансов, арт и поп и вышел на ту платформу, где начинается «серьезный разговор о серьезных понятиях в искусстве» и где без реверансов в сторону зрительного зала создают на сцене новую форму, мучительно продираясь сквозь модную лексику к еще немодной, еще сегодня непонятной сущности, к тому, что, может быть, сегодня еще и вовсе не имеет языка.

Слово «мучительно» употреблено не случайно:
1) в музыкальном диапазоне от обработки песни «Шумел камыш» до Баха и Генделя звучали самые драматические интонации. В этом присутствует определенная закономерность, существующая не в одном только нерадостном настроении времени, в котором мы живем и нерадость которого проникает в каждую клетку нашего мозга и тела, - здесь раскрывается и глубинная особенность времени в сложном единстве драмы одного человека и гула мира вокруг на непонятном, неизвестном, темном рубеже тысячелетий. Остановленное, сгустившееся Время Иоганна Себастьяна Баха, казалось, насытило собой и более современные мелодии фестиваля;
2) ранимое, «изломанное» пластикой модерна человеческое тело во вселенской музыкальной интонации выглядит ранимым ещё больше. Контраст звука и пластического рисунка постановок, показанных на фестивале, высекает непреходящее чувство щемящего и пронзительного... На сцене сталкивается вечность и то, что мимолетно. Драма судеб, мимолетности жизни, по-моему, стала основной темой (сюжетной и образной) фестиваля;
3) мучительно и преодоление эстетики самого модерна. Двадцатью семью коллективами и отдельными исполнителями показанные 52 произведения не имели большого разброса в стилистике и форме. Речь можно вести о культуре исполнения, о гармоничности произведения, о классе технического мастерства, но в границах одной формы в различных ее вариантах. Использованное слово «мучительно» совсем не означает надрыва исполнителей и истязания зрителей. Не означает и кризиса жанра. Оно просто является наиболее точным - образным, логическим и диалектическим - объяснением состояния всеобщего сегодняшнего мышления. С преодолением границ мышления обретается и новая форма. Сейчас же мы наблюдаем интенсивный поиск истины, а это всегда сопряжено с духовным напряжением и мукой.

Мне хочется остановить внимание читателей на трех произведениях, которые, на мой взгляд, выделяются из общего круга.
Хореографическая миниатюра «Тотем» (муз. Артемова, Чавеса; постановка Елены Богданович, исполнительница Марина Никитина, г. Москва.) заняла первое место на IFMC-93. Это произведение было однозначно оценено всеми, не вызвало споров, сомнений, претензий. Оно выделялось своей самодостаточностью как нечто искусно ограненное и совершенное. В образности: оживающее неживое переливается каждой мышцей обретенной органики в многообразных проявлениях жизни и вновь превращается в мертвую, застывшую природу, чтобы через мгновение начать новый виток. Пластика танцовщицы разнообразна и отчаянно точна, искрящийся блестящий костюм обтягивает торс, «расчленяя» тело на живую и неживую плоть, этот костюм - двойник образа, отражение пластического замысла. Совпадение образности исполнения и содержания музыки не является иллюстрацией сюжета, в произведении выявлена самая сущностная, самая интимная характеристика того, что звучит.
Здесь танцуется не поверхностный музыкальный слой и не метрическая структура музыки, а глубинная ее психология. За яркой образностью, которая, кажется, затмевает все, в этом произведении видится четкая, выверенная, геометрически построенная система, создающая эту образность. Базисной структурной основой миниатюры является элемент классического танца с гимнастическим привнесением. Эта основа раскручивается в строгом ритмическом распределении всего произведения, нигде не изменяется, не расползается, существуя в единой пластической заданности и в заданности самого произведения.
Ни на одном из четырех показов во время фестиваля миниатюра не имела никаких импровизационных или настроенческих отклонений, столь строга в ней внутренняя структура. Лишенное лирики, «женских» эмоций, рвущейся страсти, произведение «Тотем» подчинено «мужской» логике, жесткости и представляет собой организованное единство. Можно было бы даже сказать, что от него веет холодком безупречности (если это не воспримется, как укор) как от далекого звездного неба... 

Хореографическая миниатюра балета Геннадия Песчанова (исполнители Марина Гладилина, Анастасия и Дмитрий Немковы), одна из нескольких представленных на конкурс, получила специальную премию, а за все показанные миниатюры пресс-центр фестиваля вручил коллективу спецприз под девизом: «За дерзновенный прорыв в иное Пространство-Время». Их назвали «Черной жемчужиной фестиваля». Действительно, балет Песчанова оказался, как бы в стороне ото всех. Эго выразилось - в миросозерцании постановщика, в пластическом его мышлении, в технике исполнения произведений.

Образность миниатюр можно свести к выявлению на сцене мира энергий, которые проходят сквозь нас. Три человеческих тела в блестящем черном трико вычерчивают своими сплетениями сложные знаки-символы. Их можно читать по-разному. В своем внешнем рисунке миниатюры близки к чертежу, к графическому наброску. Их стилеобразующим элементом не является элемент танцевальный (ни классический, ни модерн и т.д.), здесь этот элемент акробатический. В ритмической линии произведений он, нанизываясь на подобные себе элементы, превращается в логический ход произведения. Произведение представляет собой, таким образом, чистую концепцию, принципиально отличную от всего, что имеет внутри своей структуры элемент танцевальный. Здесь замещена первооснова, базисный атом структуры, и на этой первооснове выстроено принципиально новое «сооружение».

Эти миниатюры суть пространства абстракций. Танцовщики в них - материальный способ создать нематериальное, поэтому уничтожен цвет, ибо черное - это ничто. Произведение построено так, что тела превращены даже не в плоскость, а в линию: постановщик добивается визуального растворения тела как физического понятия путем сведения его до одномерности, до линии. Тело актера существует только в контуре. Этому понятию некоего космического знака, который рисуют в пространстве сцены танцовщики, соответствует музыка космического звучания, надземной, надреальной («Pink Floyd», Ж.-М. Жар).

В сценическом движении нет сюжета и нет содержания, оно не выражает состояния души, и в нем отсутствует даже намек на чувственность. Движение не развивается, оно варьирует себя же, вращаясь по кругу, пульсируя. Перед нами откровенно Знаковый способ передачи информации. И, видимо, он был бы понятен существам иных цивилизаций, ибо объективно несет в себе энергию Меры, Ритма, Гармонии, Равновесия частей, наше понимание законов космических пространств с их кривизной и преломлениями световых лучей, с изменениями скоростей и «черными дырами». Более того, в балете Песчаного существует чисто субъективное внутреннее устремление земного человека к гармоническому единству, к красоте. В нем нет трагичности, а присутствуют покой и внутреннее уравновешенное достоинство.

Столь же своеобразны и особенны произведения Евгения Панфилова («Пермский городской балет Евгения Панфилова», г. Пермь). На фестивале он представил одноактный балет «Ностальгия по...» (народные песни в исполнении Л. Руслановой и Л. Зыкиной), хореографические миниатюры «Видение розы. Памяти Мастера» (муз. Вебера) и «Дуэты цвета туманов» (муз. Чайковского). Последнее произведение получило третью премию фестиваля.

Идеи Панфилова обгоняют его пластический язык. То, о чем он мыслит глубоко и ярко. В его постановках нет пластического стилеобразующего элемента. Панфилов использует разные варианты разных сочетаний... Его произведения ценны своей пространственной структурой. В «Дуэтах цвета туманов» любопытна форма произведения: двойная композиция, несинхронная, несоотносимая существует на сцене. Две пары (девушки сами по себе, юноши сами по себе) действуют в раздельном, разорванном мире, где нет выхода и входа, нет понимания ни между парами, ни в парах между собой, - все всем чужие. У каждой пары своя пластика: у девушек конвульсивная, у юношей - сильно замедленный танец. Место, в котором они существуют, «объединено» пронзительными, пересекающимися вертикально-угольными снопами белесого света и «застлано» туманом, редкие сухие деревца завершают образ дисгармонии и одиночества. Форма этой постановки - именно в двойной композиции. Здесь устроено зеркальное подобие, сцена «разрезана» по диагонали, и точки действия можно мысленно соединить в одну, если мысленно сложить сцену по линии разреза. Действие пар не похоже, но оно усиливает друг друга, подчеркивает чужой смысл своим смыслом. Они - иносказание друг друга.

В других Панфиловских произведениях, показанных на фестивале, эта двойственность подразумевается, а здесь она выражена постановочно. Мир в самом деле по меньшей мере двойственен, и Панфилов это вычленяет, делает сценическим содержанием постановки. Возможно, что именно он подступается таким образом к принципиально новому понятию формы как таковой. Вообще панфиловский поиск, невероятно страстный, заслуживает глубокого уважения. Его личность, его буравящий пространство и в то же время обращенный в себя взгляд, не могут не заинтересовать так же, как и саркастичность его постановок, их размашистость, свобода на сцене, ощущение не заданности конструкции, многолюдность вокруг него самого как магнитного центра произведения.

Уровень IFMC-93 был достаточно высоким. Образность мышления, поиск, культура отличали многие коллективы и исполнителей. И прежде всего, наверное, надо говорить о высоком интеллектуальном уровне участников конкурса. О высоком духовном потенциале самого фестиваля, собирающего таких участников.Как станет развиваться фестиваль дальше? Пойдет ли по стезе сугубо концептуальной хореографии - осмысления мира на том пределе образности, за которым образность уже исчезает и начинается наука? Останется ли на той ступени, которой достиг сейчас? И каким в принципе он должен стать завтра?
Существует конкурс. Это - один круг фестиваля. Отражающий состояние современной хореографии на территории СНГ на данный момент конкурса. Существует сам поиск, сугубо творческий - это круг более широкий, ибо то, что прорастет завтра, не всегда оценивается по достоинству сегодня. Но сами тенденции развития хореографии, ее перспективы требуют осмысления в исследовательской лаборатории. Поэтому идея лаборатории как некоего центра нуждается в определенной и новой концепции своего собственного развития. Нам хотелось бы привлечь к ее работе людей, у которых есть свои собственные представления о путях развития искусства в конце века. Мы не ограничиваемся рамками одной лишь хореографии, сознавая, что объективные законы развития формы правят всеми видами искусства. Нам важно в лаборатории предоставить возможность для дискуссии по этим вопросам на основе языка пластики. XX век дал Витебску право на такую возможность, заложив здесь традицию обретения, проверки и доказательства новых форм. И мы надеемся соединить связь времен. идей, языков в искусстве.